Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом. Он столичная штучка: боже сохрани, чтобы чего-нибудь не осмеял. Тебе приличнее всего надеть твое
голубое платье
с мелкими оборками.
Осталась я
с золовками,
Со свекром, со свекровушкой,
Любить-голубить некому,
А есть кому журить!
Убранная, причесанная, в нарядном чепчике
с чем-то
голубым, выпростав руки на одеяло, она лежала на спине и, встретив его взглядом, взглядом притягивала к себе.
Он взглянул на небо, надеясь найти там ту раковину, которою он любовался и которая олицетворяла для него весь ход мыслей и чувств нынешней ночи. На небе не было более ничего похожего на раковину. Там, в недосягаемой вышине, совершилась уже таинственная перемена. Не было и следа раковины, и был ровный, расстилавшийся по целой половине неба ковер всё умельчающихся и умельчающихся барашков. Небо
поголубело и просияло и
с тою же нежностью, но и
с тою же недосягаемостью отвечало на его вопрошающий взгляд.
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на
голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник
с припасами для бритья.
Где его
голубые глаза, милая и робкая улыбка?» была первая мысль ее, когда она увидала свою пухлую, румяную девочку
с черными вьющимися волосами, вместо Сережи, которого она, при запутанности своих мыслей, ожидала видеть в детской.
Потом она вспомнила худую-худую фигуру Петрова
с его длинною шеей, в его коричневом сюртуке; его редкие вьющиеся волосы, вопросительные, страшные в первое время для Кити
голубые глаза и его болезненные старания казаться бодрым и оживленным в её присутствии.
Но и такой, каков он был, он был прелестен
с своими белокурыми кудрями,
голубыми главами и полными стройными ножками в туго натянутых чулках.
Когда ее взгляд встретился теперь
с его
голубыми, добрыми глазами, пристально смотревшими на нее, ей казалось, что он насквозь видит ее и понимает всё то нехорошее, что в ней делается.
В особенности дети, шедшие в школу,
голуби сизые, слетевшие
с крыши на тротуар, и сайки, посыпанные мукой, которые выставила невидимая рука, тронули его.
Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде
голубого неба или внимая шуму потока, падающего
с утеса на утес.
Спустясь в один из таких оврагов, называемых на здешнем наречии балками, я остановился, чтоб напоить лошадь; в это время показалась на дороге шумная и блестящая кавалькада: дамы в черных и
голубых амазонках, кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского
с нижегородским; впереди ехал Грушницкий
с княжною Мери.
Под двумя из них видна была беседка
с плоским зеленым куполом, деревянными
голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления»; пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не в диковинку в аглицких садах русских помещиков.
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх, в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!» В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф
с чайниками и чашками в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на
голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Поутру, ранее даже того времени, которое назначено в городе N. для визитов, из дверей оранжевого деревянного дома
с мезонином и
голубыми колоннами выпорхнула дама в клетчатом щегольском клоке, [Клок — дамское широкое пальто.] сопровождаемая лакеем в шинели
с несколькими воротниками и золотым галуном на круглой лощеной шляпе.
Он улыбался заманчиво, был белокур,
с голубыми глазами.
Галопад летел во всю пропалую: почтмейстерша, капитан-исправник, дама
с голубым пером, дама
с белым пером, грузинский князь Чипхайхилидзев, чиновник из Петербурга, чиновник из Москвы, француз Куку, Перхуновский, Беребендовский — все поднялось и понеслось…
Поцелуй совершился звонко, потому что собачонки залаяли снова, за что были хлопнуты платком, и обе дамы отправились в гостиную, разумеется
голубую,
с диваном, овальным столом и даже ширмочками, обвитыми плющом; вслед за ними побежали, ворча, мохнатая Адель и высокий Попури на тоненьких ножках.
На крыльцо вышел лакей в серой куртке
с голубым стоячим воротником и ввел Чичикова в сени, куда вышел уже сам хозяин.
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю
с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит
голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.
Гриша обедал в столовой, но за особенным столиком; он не поднимал глаз
с своей тарелки, изредка вздыхал, делал страшные гримасы и говорил, как будто сам
с собою: «Жалко!.. улетела… улетит
голубь в небо… ох, на могиле камень!..» и т. п.
Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла
голубой сундук, на крышке которого снутри — как теперь помню — были наклеены крашеное изображение какого-то гусара, картинка
с помадной баночки и рисунок Володи, — вынимала из этого сундука куренье, зажигала его, и помахивая, говаривала...
Herr Frost был немец, но немец совершенно не того покроя, как наш добрый Карл Иваныч: во-первых, он правильно говорил по-русски,
с дурным выговором — по-французски и пользовался вообще, в особенности между дамами, репутацией очень ученого человека; во-вторых, он носил рыжие усы, большую рубиновую булавку в черном атласном шарфе, концы которого были просунуты под помочи, и светло-голубые панталоны
с отливом и со штрипками; в-третьих, он был молод, имел красивую, самодовольную наружность и необыкновенно видные, мускулистые ноги.
Подле нее вполуоборот сидела Марья Ивановна в чепце
с розовыми лентами, в
голубой кацавейке и
с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч.
Доезжачий, прозывавшийся Турка, на
голубой горбоносой лошади, в мохнатой шапке,
с огромным рогом за плечами и ножом на поясе, ехал впереди всех.
Бывало, как досыта набегаешься внизу по зале, на цыпочках прокрадешься наверх, в классную, смотришь — Карл Иваныч сидит себе один на своем кресле и
с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь из своих любимых книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже на большом орлином носу,
голубые полузакрытые глаза смотрели
с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов
с егерем.
Окно
с цветными стеклами, бывшее над алтарем, озарилося розовым румянцем утра, и упали от него на пол
голубые, желтые и других цветов кружки света, осветившие внезапно темную церковь.
На других были легкие шапочки, розовые и
голубые с перегнутыми набекрень верхами; кафтаны
с откидными рукавами, шитые и золотом и просто выложенные шнурками; у тех сабли и ружья в дорогих оправах, за которые дорого приплачивались паны, — и много было всяких других убранств.
Она вздрогнула, откинулась, замерла; потом резко вскочила
с головокружительно падающим сердцем, вспыхнув неудержимыми слезами вдохновенного потрясения. «Секрет» в это время огибал небольшой мыс, держась к берегу углом левого борта; негромкая музыка лилась в
голубом дне
с белой палубы под огнем алого шелка; музыка ритмических переливов, переданных не совсем удачно известными всем словами...
Ассоль было уже пять лет, и отец начинал все мягче и мягче улыбаться, посматривая на ее нервное, доброе личико, когда, сидя у него на коленях, она трудилась над тайной застегнутого жилета или забавно напевала матросские песни — дикие ревостишия [Ревостишия — словообразование А.
С. Грина.]. В передаче детским голосом и не везде
с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя, украшенного
голубой ленточкой. В это время произошло событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь.
Лучшие сорта тюльпанов — серебристо-голубых, фиолетовых и черных
с розовой тенью — извивались в газоне линиями прихотливо брошенных ожерелий.
— А что скрывается в моем «тур-люр-лю»? — спросил подошедший флейтист, рослый детина
с бараньими
голубыми глазами и белокурой бородой. — Ну-ка, скажи?
С новым, странным, почти болезненным, чувством всматривался он в это бледное, худое и неправильное угловатое личико, в эти кроткие
голубые глаза, могущие сверкать таким огнем, таким суровым энергическим чувством, в это маленькое тело, еще дрожавшее от негодования и гнева, и все это казалось ему более и более странным, почти невозможным. «Юродивая! юродивая!» — твердил он про себя.
— Ich danke, [Благодарю (нем.).] — сказала та и тихо,
с шелковым шумом, опустилась на стул. Светло-голубое
с белою кружевною отделкой платье ее, точно воздушный шар, распространилось вокруг стула и заняло чуть не полкомнаты. Понесло духами. Но дама, очевидно, робела того, что занимает полкомнаты и что от нее так несет духами, хотя и улыбалась трусливо и нахально вместе, но
с явным беспокойством.
И прохладно так, и чудесная-чудесная такая
голубая вода, холодная, бежит по разноцветным камням и по такому чистому
с золотыми блестками песку…
Соня была малого роста, лет восемнадцати, худенькая, но довольно хорошенькая блондинка,
с замечательными
голубыми глазами.
Катерина (подходит к мужу и прижимается к нему). Тиша, голубчик, кабы ты остался, либо взял ты меня
с собой, как бы я тебя любила, как бы я тебя
голубила, моего милого! (Ласкает его.)
Один из них, щедушный и сгорбленный старичок
с седою бородкою, не имел в себе ничего замечательного, кроме
голубой ленты, [Пугачев выдавал своих приближенных за царских вельмож.
— Нечего их ни жалеть, ни жаловать! — сказал старичок в
голубой ленте. — Швабрина сказнить не беда; а не худо и господина офицера допросить порядком: зачем изволил пожаловать. Если он тебя государем не признает, так нечего у тебя и управы искать, а коли признает, что же он до сегодняшнего дня сидел в Оренбурге
с твоими супостатами? Не прикажешь ли свести его в приказную да запалить там огоньку: мне сдается, что его милость подослан к нам от оренбургских командиров.
Я жил недорослем, гоняя
голубей и играя в чехарду
с дворовыми мальчишками. Между тем минуло мне шестнадцать лет. Тут судьба моя переменилась.
Раз она где-то за границей встретила молодого красивого шведа
с рыцарским выражением лица,
с честными
голубыми глазами под открытым лбом; он произвел на нее сильное впечатление, но это не помешало ей вернуться в Россию.
Красивая борзая собака
с голубым ошейником вбежала в гостиную, стуча ногтями по полу, а вслед за нею вошла девушка лет восемнадцати, черноволосая и смуглая,
с несколько круглым, но приятным лицом,
с небольшими темными глазами. Она держала в руках корзину, наполненную цветами.
Арина Власьевна успела принарядиться; надела высокий чепец
с шелковыми лентами и
голубую шаль
с разводами.
А в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела, в
голубой душегрейке [Женская теплая кофта, обычно без рукавов, со сборками по талии.] и
с наброшенным белым платком на темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.
Она, однако, не потеряла головы и немедленно выписала к себе сестру своей матери, княжну Авдотью Степановну Х……ю, злую и чванную старуху, которая, поселившись у племянницы в доме, забрала себе все лучшие комнаты, ворчала и брюзжала
с утра до вечера и даже по саду гуляла не иначе как в сопровождении единственного своего крепостного человека, угрюмого лакея в изношенной гороховой ливрее
с голубым позументом и в треуголке.
Солнечные лучи
с своей стороны забирались в рощу и, пробиваясь сквозь чащу, обливали стволы осин таким теплым светом, что они становились похожи на стволы сосен, а листва их почти синела и над нею поднималось бледно-голубое небо, чуть обрумяненное зарей.
Дней через пять, прожитых в приятном сознании сделанного им так просто серьезного шага, горничная Феня осторожно сунула в руку его маленький измятый конверт
с голубой незабудкой, вытисненной в углу его, на атласной бумаге, тоже
с незабудкой. Клим, не без гордости, прочитал...
Смутно поняв, что начал он слишком задорным тоном и что слова, давно облюбованные им, туго вспоминаются, недостаточно легко идут
с языка, Самгин на минуту замолчал, осматривая всех. Спивак, стоя у окна, растекалась по тусклым стеклам
голубым пятном. Брат стоял у стола, держа пред глазами лист газеты, и через нее мутно смотрел на Кутузова, который, усмехаясь, говорил ему что-то.
Заходило солнце, снег на памятнике царя сверкал рубинами, быстро шли гимназистки и гимназисты
с коньками в руках; проехали сани, запряженные парой серых лошадей; лошади были покрыты
голубой сеткой, в санях сидел большой военный человек, два полицейских скакали за ним, черные кони блестели, точно начищенные ваксой.
В серой, цвета осеннего неба, шубке, в странной шапочке из меха
голубой белки, сунув руки в муфту такого же меха, она была подчеркнуто заметна. Шагала расшатанно, идти в ногу
с нею было неудобно.
Голубой, сверкающий воздух жгуче щекотал ее ноздри, она прятала нос в муфту.